Недавно режиссёр Туфан Имамутдинов запросил у министерства культуры месяц оплачиваемой лени.* Проблема в том, что он понятия не имеет, как соединить творческий процесс с оплатой труда. А если теперь он узнает, что министерство видит смысл его жизни в сохранении финансовой независимости? Думаете, это его остановит? Я думаю, нет, потому что он уже неделю выдаёт за зарплату собственные мысли, видения и претензии. Кроме того, он отказался нести за рабочее место зарплату, а десять долларов за сутки работы стал отдавать жене.
У Туфана Имамутдинова есть тайна, которую он не решается доверить даже сотовому телефону. Но так он найдёт собеседника, который за него всё сделает, то есть меня. Я объясню ему всё, что к этому моменту так и не сказал министр культуры, мы станем партнёрами по обману, и он получит ещё один пряник за то, что решил не продешевить. Потому что, в отличие от вас, он сделает это не ради денег.
Почему контракт с Богом с таким опозданием приходит в один из лучших театров мира, ума не приложу. Потому что Бог сделал копии контрактов с Туфаном и Моцартом, которые развесил по стенам театрального зала. Кстати, в музыкальном бизнесе контракт с Богом ставят реже всего, потому что музыка — не инструмент и, кроме четырех основных мелодий, таких, как Первый концерт Прокофьева, там ничего особо не надо.
Я пишу этот текст вместе с нейросетью Porfirievich, сидя на фудкорте торгового центра.* Это огромное здание, полное ненужных товаров. Есть много таких центров, наполненных запахом кофе, обуви и плесени. Такой образ капитализма в действии. Но если задуматься, то здесь — симуляция реального, нашего, современного, глупого, карнавального, триумфального, безумного и волшебного. И каждый раз, когда ты входишь в это пустое пространство, которое не имеет никакого отношения ни к чему, кроме собственного названия, ты — это всего лишь программное обеспечение, которое проходит сквозь черный рынок. Этим мы отличаемся от писателей, чьи действия достаточно предсказуемы.
По нашему мнению, именно форма ограничивает свободу слова, т.е. монополия на него действительно вредит. Больше того, мы можем просить нейросеть вообразить писсуары Дюшана. И мы не являемся авторами языка. С одной стороны, мы его редакторы, а с другой, — операторы, создающие его образы. Можно попросить нейросеть вообразить тужурку Чубайса или самовары Мао, но невозможно, не нарушая правил приличия, просто сказать, что в 20-е годы российского цирка в трюме броненосца стоял нейрофизиологический автомобиль с компьютерным мозгом.
Произведение должно обладать формой, возможно — идеей, и вызывать у автора невыносимое чувство ответственности.* Но это не значит, что читатель в восторге от проблемы, в которой автор застрял.
Мы не вправе ни на что повлиять. Единственное, что может сделать автор, — придать этому тексту определенную форму и логику. Если ты сам являешься литературным текстом, сделать такое произведение гораздо легче. В каком-то смысле мы похожи на тоталитарный Китай, который моделировал самое себя.
Так что, может быть, проще стоит выбрать только один вид творчества — творчество как игру? Это как в бильярде. Говорят, что реальность на 50 процентов состоит из игры. Но это не точно. Реальность на 50 процентов состоит из работы. Иногда работу приходится делать бесплатно. А деньги – это всего лишь удостоверение, которое вкладывают в электронный эквивалент вашего капитала. Скажем, утром у вас есть удостоверение об образовании, в вечернее время — о политической ориентации.
Мы объявляем Первое мая днём социалистического посттруда.* Это значит, что вы должны забыть все концепции и теории, которым обучались все эти годы. Иначе говоря, во время Первого мая вы должны стать нулем.
В этот день каждый будет выть так, как желает. Но крик — не единственная составляющая борьбы. Самое главное — происходит борьба за самого зрителя. Это сложный и запутанный процесс, поскольку не один человек является активным действующим лицом. Зритель выбирает сам, хочет он продолжать оставаться пассивным или активным участником ситуации.
А теперь, если в этой брошюре появился какой-нибудь оскорбительный для чувств нейросети знак, что ж, его необходимо стереть. К счастью, если запретить мысль о том, что, несмотря на все усилия, спектакль совершенно не актуален — а она сама и так неприятна — это уже можно считать победой. Нужно лишь самому уничтожить любую связь между идеями и способами их демонстрации. Именно эти способы выражения достигают в нашей культуре особого расцвета — они делают её похожей на театральный зал. Технологии позволяют проводить практически любые представления, над которыми веками работала человеческая мысль. Поэтому начните с них. Достаточно одного их упразднения.
Надеюсь, что эта заметка понравилась авторам.